Армен Захарян

2022-07-29 21:30:29 "Армен, добрый день. Что-то нас последние дни бомбят и бомбят безостановочно. Просто хотела сказать, если у вас лежит готовый выпуск про Гомера и есть желание его выложить, не тяните аж до конца года, потому что, кто его знает...".

Я получил это сообщение ровно месяц назад от Даши – нашей подписчицы из Украины. Даша знала, о чем говорит: выпуск о Гомере мы обещали уже очень давно, и еще к середине февраля он был практически готов, а потом...

А потом февраль заморозили и поставили на репит, так что и сегодня ты смотришь в календарь и не веришь в это обманчивое 29 июля. Нет никакого 29 июля. Есть 179 февраля.

Выпуск о Гомере замерз тогда вместе с февралем: отправился куда-то на антресоль – как неуместная в предлагаемых обстоятельствах роскошь.

Там он и лежал все эти месяцы – и те тельавивцы, кто попал в книжный магазин "Бабель" на нашу июньскую встречу, должны помнить, как мы обсуждали его судьбу: на трех зрителей приходилось тогда в среднем пять мнений по поводу того, что с ним теперь делать.

Именно тогда мне и написала Даша.

Она появилась совсем как тот мальчик в "Повелителе мух", что выходит в свет от костра на пляже и задает такой простой, но вместе с тем самый главный вопрос: "А что вы будете делать со зверем?". Только Даша спросила: "А что вы будете делать с Гомером?". И ответ, который до того почему-то не находился, стал вдруг таким очевидным.

И весь последующий месяц мы дописывали, переписывали, редактировали, дорабатывали, снимали – чтобы этот [возможно, самый важный] наш эпизод вышел как можно скорее.

Даша напомнила мне ту простую формулу, которую я выписал когда-то в блокнотик, а потом забыл. Формулу Мигеля де Унамуно:

"Гордыня, изощренная гордыня, состоит в том, чтобы воздерживаться от действия, дабы не подвергаться критике... Когда Дон Кихот ринулся действовать... он явил в чистейшем виде образчик истинного смирения, хотя обманчивая видимость может натолкнуть нас и на иные толкования".

Большой выпуск о Гомере, его поэмах, наследниках и потомках уже на канале:


Открыть/Комментировать

2022-07-26 00:34:32 Джонатан Свифт писал, что, глядя на уродство человека, он никак не мог понять, как такое животное может сочетаться с присущей ему гордостью.

И он был, конечно, прав – запас уродства и зла в человеке может поспорить только с запасами его гордости и глупости. И всё это в новом фильме @skazhigordeevoy тоже есть.

Но проживая эти 3,5 часа с его героями, ты видишь, что даже в самые темные времена человек этим не исчерпывается.

Ты видишь – сквозь тернии страха и смерти – сколько может быть в человеке любви и смелости.

Найдите эти 3,5 часа.
Найдя их, вы найдете что-то гораздо большее.

"Человек и война" Открыть/Комментировать

2022-06-28 14:37:49 "Здравствуй, Армен. Я Руслана из Северодонецка, ныне исчезающего города. Мне почти 16, а год назад 16 июня я дочитала Улисса. Ты при этом моменте присутствовал, но ты, конечно, этого не помнишь. А я помню этот момент. Тогда я вела дневник по чтению Улисса ныне сгоревший в моей комнате, в моей Итаке. Моя Итака тоже сгорела.

Я помню как полюбила Дублин, хотя не была там. Как научилась анализировать книги. Как научилась видеть детали. Так вот, я слушала ропот Чёрного моря в тот день. Веранда залитая солнцем и чай на деревянном столе. Сколько книг было прочитано на берегу этого самого моря! Мысли о предстоящей поездке в Киев, мне хотелось бродить по дворикам Киева как Блум бродил по улицам Дублина. И это было прекрасное лето за год до войны.

Я привезла из Киева книги и рисунки и думала что в них сохранится моя любовь к городу и к жизни. Но, видимо, единственное в чем человек может хранить дорогие воспоминание и любовь, это его сердце. Любая физическая форма исчезает и даже слишком быстро.

В Епифановке, деревня под Северодонецком, остались мои дедушка и бабушка и моя кошка. Мы с мамой не могли заставить дедушку и бабушку пойти с нами в бомбоубежище, но я должна была настоять и оставить кошку у себя, ее же увезли в деревню. Моя вина в том что я не смогла уберечь животе, которое приручила.

Когда начали бомбить, в ту же ночь начали обстреливать Северодонецк. Через 4 дня выйти из бомбоубежища было нельзя. Когда была возможность стояли за хлебом в очереди, но хлеб быстро кончился и мы жили на конфетах. Я не успела взять ни книг, ни дорогих сердцу памяток из путешествий: путевых заметок, билетиков, глиняных статуэток богинь, бронзовых Быков Крита.

Две недели мы сидели в бомбоубежище. Люди вокруг плакали, кого-то накрывали панические атаки. А я была каменной. Странно, но я думала, что если выживу - повезло, не выживу ну что ж. Повторяла «И это пройдёт». Каждый раз, когда падало где-то рядом думала «И это пройдёт».

Спала на стульях вместе подставленных под стену в куртке и сквозь сон слышала как люди сидят и ждут, когда же прилетит сюда. Научились отличать когда по нам бьют, когда наши отвечают. Весь день читала Фицджеральда, ночью спала и ждала когда «это пройдёт». Прийти домой уже возможности не было. Потом позвонил брат из-за границы (связь была чудом) и сказал: сейчас приедет машина, довезет до вокзала, бросай одеяла, бери маму и бегите.

И мы бежали. Я ничего не чувствовала, помню машину и взрывы и грохот и танки, потом поезд, люди в проходах, 15 человек в купе. Плачут дети, гробовое молчание, когда остановились в Харькове, выстрел, ещё сутки, Киев, любимый мой Киев, сирены, фотография разбомблённого бомбоубежища, где мы с мамой сидели, фотография моей разбомблённой школы, фотография моего дома разрушенного, забытая в бомбоубежище, фотография моей кошки, Львов, я тащу коробку с чьей-то кошкой от вокзала, думая «Моя Кошаня осталась, вот тащу чужую», Ужгород, часы на границе со Словакией, вина за то что я жива, а другие нет, горы, виза в Австралию, вина за Кошаню, самолёт, попытки вывести маму из ступора, в который она впала ещё в бомбоубежище, вина за дедушку и бабушку, сутки полёта, осознание что нет больше моего города, нет больше жизни у тысячи людей, Австралия, пропала связь с дедушкой и бабушкой, новая школа, английский язык, созвон с одноклассниками из Северодонецка по субботам, месяцы незнания что случилось там в Епифановке, экзамены, понимание, что я на другой части земли, мысль «я так сумую за Україною, за конями, за Кошанею, за книгами, за всим, що вже не поверну». Что теперь стало с мой страной?

Прочтёшь или нет, но все равно спасибо, я тебя обнимаю. Но если все же прочтёшь, расскажи мне видел ли ты «Демона сидящего» Врубеля, побыть рядом с ним было моей мечтой".

Да, я видел "Демона сидящего", дорогая Руслана, хотя это ты могла бы поучить меня демонологии: я видел лишь одного, а ты – сотни, причем летящих. Но я хочу верить, что скоро мы все сможем увидеть демона поверженного. Открыть/Комментировать

2022-06-02 13:56:51 ​Эту фотографию прислала мне подписчица "Армена и Фёдора" из Харькова: уцелевший “Улисс” в её разрушенном доме. Проснувшись однажды утром после беспокойного сна на полу харьковского метро, решаешь – что твой Одиссей после двадцати лет скитаний – вернуться домой. И обнаруживаешь, что пресловутая “проблема женихов” уже решена: все женихи на войне, к Пенелопе в твоем доме никто не сватается, да и дома больше нет – есть кирпичи, копоть и “Улисс” в переводе на русский.

Девяносто девять дней тысячи наших подписчиков из Украины живут в страхе.

Девяносто девять дней они прячутся в бомбоубежища, бросают свои дома, берут в руки оружие, теряют близких. Девяносто девять дней с этими людьми – с теми, кто смотрел наши видео, кто ставил лайки и писал комментарии, кто читал с нами “Улисса”, творится война – противное человеческому разуму (и всей человеческой природе – зачеркнуто) событие.

Девяносто девять дней тысячи наших подписчиков из десятков других стран мира тоже живут в страхе. В другом – липком и ползучем, склизком, как щупальца осьминога, но все еще страхе.

Их дома не тронуты смертью, но они пусты – их там больше нет; их близкие живы – но близкими они быть перестали, потому что тяжело сохранять близость со старцем Тиресием, который перед любой беседой должен напиться черной крови – и только тогда он способен вещать за ахейский мир; их будущее лежит под завалами разрушенных в Украине домов.

Девяносто девять дней. Завтра это число станет трехзначным.

Я не верю в людей – и никогда особо не верил, потому что всегда любил историю. А история, как говорил герой этой почему-то уцелевшей книги, – это кошмар, от которого я пытаюсь проснуться.

Я не верю в людей, и одной из моих любимых цитат всегда были слова из 14 тома сочинений великого философа Боконона. 14 том озаглавлен так: “Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?”. Как известно, 14 том состоит из одного слова и точки: “Нет”.

Я не верю в людей, потому что в массе своей они – по точному определению короля страны великанов, – “есть порода маленьких отвратительных гадов, самых зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земной поверхности”.

Да, я не верю в людей.
Но я верю в человека.

В человека, который способен на сострадание, раскаяние и прощение. В человека, который способен на стойкость, мужество и отвагу. В человека, которого не исказят даже девяносто девять дней войны, – не заставят улюлюкать, бесноваться и предавать себя.

Даже одного дня слишком много, а завтра это число станет трехзначным. Но этот мучительный, страшный, жестокий экзамен на человечность нужно сдавать каждый день.

Ибо самый важный вопрос, как писал Мигель де Унамуно, заключается в том, что такое мы сами в этом сегодняшнем дне. Открыть/Комментировать

2022-05-07 19:34:49 ​Если раньше самые оживленные часы вокзальных смен приходились на прибытия поездов, то теперь – на время их отправления. Людям страшно возвращаться, но они очень хотят домой.

Фраза «после двадцать четвертого» звучит постоянно – в разных ситуациях и контекстах, но никто, конечно, не уточняет, после двадцать четвертого чего? Просто жила-была жизнь в до двадцать четвертого, а потом очутилась в после, и там застряла. Новое зимоисчисление: 24 февраля раз, 24 февраля два, 24 февраля три… Двадцать пятому февраля приготовиться.

Иногда подходят поляки и спрашивают о чем-то своем, польском. В конце обязательный вопрос (всегда ведь любопытно, когда иностранец говорит на твоем языке):
– А Пан откуда?
– А Пан из Москвы.

Пан, так сказать, или пропал.

Здесь должна следовать душераздирающая история о том, как после такого ответа меня гонят к ближайшей выгребной яме, чтобы там утопить, но поляки, по всей видимости, не смотрят Россию-24 (какое пророческое, оказывается, название было у этого канала!), так что ведут себя иначе. Жмут руку, хлопают по плечу, некоторые даже обещают рассказывать об этой встрече друзьям и знакомым. Впрочем, если бы они чаще общались с волонтерами, то знали бы, что это не исключительное событие: только вчера и только на том варшавском вокзале, где я волонтерил, было еще двое волонтеров из России-не-24.

С украинцами иначе: если контакт короткий, то они (чаще всего) не спрашивают о тебе совсем – им, мягко говоря, не до того. Когда общение затягивается, вопрос, конечно, взвешивается в воздухе.

Вчера, например, долго помогал одной семье – прекрасные мама с дочкой. Встретил, отвел, объяснил, ушел. Через полчаса столкнулся с ними снова:
– А можно вам личный вопрос задать?
– Попробуйте, - говорю.
– А вы откуда?
– Ничего себе, – отвечаю, – вы с козырей зашли! Из Москвы.

Здесь, как правило, возникает пауза. «Зловещая пауза в эфире», как говорит любимый спикер. Та самая пауза, о которой в фильме Дудя рассказывала Настя Чуковская. Пауза из детского набора «Заполни сам».

С одной стороны, в эту паузу напрашивается вписать что-то вроде «фашизм не пройдет», «миру – мир» или, на худой конец, «нет прощения тем, кто вновь замышляет агрессивные планы». Но с другой, можно ведь и совсем ничего туда не вписывать, а просто оставить пустое место – даже его, как показала правоприменительная практика, достаточно, чтобы дискредитировать российскую армию.

Ведь ещё Ксениад Коринфский утверждал, что есть только два рода высказываний: первый – это цитаты из брифинга Минобороны, второй – высказывания, дискредитирующие вооруженные силы. Впрочем, к этому он добавлял, что тогда они становятся больше похожи на вооруженную слабость.

Однако у меня вообще плохо обстоят дела с паузами: я всегда был из тех студентов, кто отвечает, даже не зная правильного ответа, если преподаватель задал какой-то вопрос, а остальные молчат. Так что и эти паузы я заполняю... Я не могу даже внятно сформулировать сейчас, чем именно, – просто стараюсь вытащить слона из комнаты, сказать что-то такое, чтобы люди почувствовали – любая их реакция будет сейчас уместна и адекватна. Можно послать, можно обнять – я пригожусь для обеих целей, потому что я, собственно, именно для этого сейчас здесь – чтобы пригодиться тем, кому это нужно.

Но с ними вчера даже этой паузы не возникло. Мама очень обрадовалась, что угадала – видимо, в те полчаса, на которые мы расставались, они с дочкой успели обсудить сей предмет, и мамина ставка сыграла:
– Я, – говорит, – так и думала. Акцент у вас очень характерный, говорок такой… ну, московский, в общем.
– Так, – говорю, – понахватался говорков в Гольяново в свое время, чего теперь отрицать!

Долго еще потом говорили на перроне. При расставании, конечно, обнялись. Они уехали в Киев. Открыть/Комментировать

2022-03-26 20:40:54 ​Месяц ясен, за числами не уследишь, год нынешний. Контейнерные перевозки, как известно, отменены – грузы вины и ответственности застряли где-то на таможне и не доходят до виновников торжества, так что их периодически рассылают по случайным адресам. Не печальтесь, если такой получили, и не подкладывайте под дверь соседу. Пересылайте лучше по адресу: дачная местность, пятая зона, почтальону Михееву – он знает, кому их доставить.

Новых рецептов, решений и реальностей тоже не подвезли, так что пока по-старому: помогать тем, кому нужна помощь; понять и простить тех, кто несправедлив; повторять, как сильно вы любите их, – тем, кого вы так сильно любите.

Бежавшие от этой зловещей войны люди рассказывают мне иногда свои истории. В них очень много горя и страха, но в них всегда есть помощь. Даже сидя в проходе вагона в поезде, убегающем от зверства, эти люди находят, кому и как помочь: выслушивают тех, кто не может замолчать, когда хочется провалиться в сон; вытаскивают мешок с бельем из-под своей спины – и отдают его беременной попутчице; забирают с собой детей тех, кто уже не сможет уехать.

Они измотаны и напуганы, но не сломлены – они справляются. И мы должны: там, где получится, так, как получится. Вы, возможно, иначе представляли себе свои подвиги в 2022 году, но вспомните, что в безумных вихрях начала XX века писал испанский философ Мигель де Унамуно:

"Твой подвиг, твой истинный подвиг, который придаст ценность всей твоей жизни, может быть, совсем не тот, на поиски которого ты отправишься, а тот, который сам тебя отыщет". Открыть/Комментировать

2022-03-16 10:49:50 ​Facebook напомнил, где по ироническому, трагическому, лиходейскому совпадению я был ровно 8 лет назад – в боснийской Сребренице.

Я снимал тогда фильм о боснийской войне и жизни в послевоенной Боснии. Несколько лет спустя я отправлю его на 10 фестивалей авторского документального кино – и триумфально получу 10 писем-пощечин с неизменно-вежливыми отказами подряд.

Сегодня я сделал бы его другим. Сегодня я иначе расставил бы акценты. Сегодня я с ним во многом не согласен. Но всё это ожидаемо: люди меняются, и 8 лет – достаточный срок.

Однако, как писал Достоевский о предисловии к одному из своих романов: "Я совершенно согласен, что оно лишнее, но так как оно уже написано, то пусть и останется".

Собственно, так как он уже снят – то пусть пока и останется:


Открыть/Комментировать

2022-03-08 18:00:19 ​​У меня нет ответа на вопрос, как жить в этом диком новом мире.

Как собирать то, что рушится и разваливается; как, обнаружив утром, что и свежесобранное опять разрушено, пересобирать его заново?

Как жить защитникам Трои? Как жить троянцам в греческом лагере? Как жить Андромахе, отпускающей Гектора за стены?

Как можно жить, глядя на интервью Ахилла, который говорит: "Да я вообще сюда на учения ехал!", как можно жить, наблюдая упоение, с которым Агамемнон размахивает с дистанции своего шатра молниями Зевса, как можно жить, когда винночерное море окружающие называют виннобелым, и даже осады Трои больше нет, потому что это не осада, а спецокружение.

Но отсутствие ответов на эти "как можно" я учусь компенсировать, осваивая новые “как нужно”.

Нужно не терять в себе человеческого. Нужно сохранять связь с близкими по духу людьми. Нужно понимать и прощать всё незаслуженное, что раздаётся в твой адрес, – и будет раздаваться кровавым эхом ещё долгие годы, потому что людям, проходящим через ад, не стоит читать лекций о нарушенной взаимной ответственности государственного аппарата и граждан.

А прежде всего – нужно пытаться помогать тем, кому хуже, ибо в самые темные времена, светя другим, не сгораешь сам, а освещаешь путь.

Тысячи и миллионы людей живут сейчас с чувством, что их жизнь словно швырнули об стену проклятого четверга позапрошлой недели – и она разбилась вдребезги. Однако многим из нас – не всем, но многим – достаточно оглядеться по сторонам, чтобы увидеть тех, кому хуже, тех, кому мы можем попытаться помочь.

Выслушать и обнять, помочь отыскать ночлег и достать билет, поддержать и не бросить, просто взять за руку и сказать, что всё будет хорошо, стараясь при этом не плакать, потому что они уже и без тебя насмотрелись на слезы. Всю землю можно залить сейчас их слезами. Нашими слезами.

Но в этих слезах бессилия заключена неистощимая сила. Сила заново склеивать собранные осколки. Сила жить и бороться. Сила никогда не отчаиваться, звонить многократно велосипедным звонком, ждать лодку с туманного берега, жечь сигнальный костер, не унывать. Открыть/Комментировать

2022-03-08 17:59:01 Этот канал создаётся как реплика моих Instagram и Facebook. Будет ли здесь что-то кроме? Пока не могу сказать. Но многие просили создать такую 'запасную' площадку, так что пусть будет. Открыть/Комментировать

2022-03-08 17:37:12 Channel photo updated Открыть/Комментировать