О науке, эзоповом языке и кухарках
Есть такая история. Великий (без дураков) лингвист Роман Якобсон в 1920е годы бежит из Советской России в Чехию, оттуда в Германию, оттуда в США. И вот в 1979 году его, уже старенького, всемирно известного лингвиста, приглашают прочесть лекцию в МГУ. Но он ученый-эмигрант с сильными анти-советскими взглядами (плюс еще один из столпов структурализма, к которому советская официальная наука относилась ну очень плохо).
Согласно устному преданию, декан [говорят, что не декан, а завкафедрой, но я слышала именно так, и это предание] филологического фак-та МГУ Ахманова, как пишет М.Л. Гаспаров, «из тревожной осторожности представила его:
Американский профессор Р. Джекобсон» (американский профессор - это лучше, чем антисоветский эмигрант). «Якобсон так начал свою лекцию: Собственно, меня зовут Роман Осипович Якобсон, но моя американская кухарка, точно, зовет меня м-р Джекобсон».
А вспомнила я это вот почему. Прошел почти год, как я стала иноагентом. Строго говоря, никто не запрещает иноагентов звать на научные конференции (закон запрещает преподавать тем, кому меньше 18) и писать статьи, но для российского научного сообщества я как будто умерла. Я стала чумной. Социальная научная смерть внутри своей страны — довольно неприятная вещь. Коллег понять можно, но самоцензура совершенно ужасна, она все вокруг превращает в «мистеров джекобсонов».
Но есть два маленьких исключения. Один институт регулярно меня зовет (какой - писать не буду, а сегодня меня позвали выступить на конференции в Шанинке, организованной молодыми учеными. И я онлайн буду рассказывать про теорию публичных поминовений: как в РФ появились спонтанные мемориалы и зачем людям они нужны в 2022-2024 годах.
Еще раз - я конечно, все понимаю, но черт подери, как приятно, когда есть исключения.
