В детстве Боря хотел стать путешественником и понаделать велик | Анна Владимировна
В детстве Боря хотел стать путешественником и понаделать великих открытий. Таких, чтобы удивили весь научный мир и прославили фамилию Цисельских, как отважных мореплавателей и первооткрывателей. Боря горел дальними странами, как факел на керосине. Три глобуса разной величины теснились на журнальном столике в его комнате. Первый и самый огромный шар Бориному папе, Якову Григорьевичу, привез из Италии приятель, капитан дальнего плавания.
Заграничный глобус изначально не планировался как учебное пособие – это был мини-бар, поэтому географические объекты на нем были изображены с ужасающими ошибками. Небольшая и скромная Африка, теснилась под итальянским каблуком, не рассчитывая на большее. Америка отказывалась от претензий на мировое величие, Австралию же и Антарктиду художник решил и вовсе игнорировать. Словом, это был замечательный, стимулирующий своей парадоксальностью к изучению мира, глобус. Два других голубых шарика были куплены в районных канцтоварах и выглядели вполне достоверно.
Боря, высунув от усердия язык, прокладывал на карте мира, висящей на стене, маршруты своих будущих путешествий. По пути следования, Цисельский булавками крепил бумажки, где мелкими буквами записывал списки покупок: из Австрии необходимо было доставить зимние сапоги, а из Индии черный перец, ибо по маминым словам в магазине продавалась труха, а не специи. По всем признакам выходило, что научные экспедиции должны проходить на судах торгового флота и героическую деятельность придется совмещать с хозяйственной.
До поры до времени, мама, Рива Исаковна, водила к карте гостей и с гордостью демонстрировала Борины письмена. Родственники и друзья умилялись, укоризненно глядя на своих отпрысков шалопаев, даже не знающих чем австрийские сапоги лучше отечественных. Боря, справедливости ради, тоже не понимал, но после случайного участия в битве за дефицитную обувь, решил, что проще добыть сапоги в дальних странствиях, чем еще раз сразиться с перекупщиками и целеустремленными женщинами.
Первый тревожный для родителей звоночек прозвучал, когда они с изумлением поняли, что их единственный сын вполне серьезно собирается поступать в мореходное училище. А куда еще мог хотеть поступать мальчик, выросший в портовом городе, среди судоходного ажиотажа и в условиях пропаганды идеалов Жюля Верна? Мама схватилась за сердце и Борину амбулаторную карту. С таким набором диагнозов путешествовать, в ее понимании, можно было только до Трускавца и обратно, не выпуская листа назначений из рук. Спокойным плоскостопным шагом и в корсете от сколиоза.
К родительским увещеваниям Боря вдруг сделался глух, проявляя неожиданную твердость характера. Папино предложение мифического ремня было скептически воспринято всеми участниками, включая его самого, поэтому мама решила зайти с козырей и ненадолго умереть. После обеда она красиво улеглась на диване в гостинной, держась рукой за брошь и пролежала так до вечера, пока упрямый Боря не начал интересоваться ужином.
- Бора, сыночка, иди что скажу. - понизив голос до шепота проговорила интригантка приблизившемуся бунтарю, - Ты помнишь, как желал маме жить до ста двадцати лет? Так вот, я могу не исполнить этот номер - болезнь напала на мене, как лютый звер. Мама никогда не желала тебе зла и хочет, чтобы ты был счастлив, несмотря на скорое сиротство вдалеке от одинокого отца-старика...
"Старик-отец" сорока пяти лет закатил глаза и ушел курить на балкон. Умирающая решила поддать жару и зашлась в астматическом хрипе. Встревоженный Боря заметался по комнате, хлопая дверцами шкафов и разыскивая хоть какие-то лекарства. В один момент он вспомнил, что женщин приводят в чувство чем-то повонючее и схватил запечатанную коробку с заграничной разогревающей мазью, которую накануне любезно презентовал все тот же приятель капитан. Сорвав целофан, он щедро натер материнский лоб и виски заморским зельем.
